Детская выездная паллиативная служба Интервью с сотрудниками Новость

«Пришла Оля, принесла праздник»: бывшая актриса — сиделка в помощь тяжелобольным детям

Ольга Илюхина когда-то закончила ГИТИС, но с актерской профессией пришлось расстаться из-за жизненных обстоятельств. Бывшая актриса теперь сиделка в помощь тяжелобольным детям. О своем воцерковлении, о том, как она пришла работать сиделкой в Детскую выездную паллиативную службу Марфо-Мариинского медицинского центра «Милосердие» и чем сейчас помогает детям и их родителям, Ольга рассказала корреспонденту сайта Марфо-Мариинской обители.

Подготовили Марина Бондаренко, Юлия Семенова для сайта Марфо-Мариинской Обители.

«У меня началась новая жизнь»

Расскажите о вашем пути к вере.

– Я всегда была верующей, так как знала, что Бог есть. Но воцерковилась уже будучи взрослым, зрелым человеком.

В начале двухтысячных у меня было двое маленьких детей, и я должна была их кормить, поэтому работала диспетчером такси. Это когда дети выросли, я уже могла заняться тем, что мне нравится. И в тот период я воцерковилась. Сидела на диетах все время, сильно заботилась о собственной внешности. Потом подумала, зачем я сижу на диетах, когда можно соблюдать посты. Одна моя знакомая тогда мне сказала: «Странная ты какая, постишься, а в храм не ходишь». И я начала ходить в храм. В какой-то момент увидела длинную очередь. Мне сказали, что это очередь на исповедь. И я решила пойти: рыдала на весь храм. Батюшка меня тогда очень пожалел. К Причастию, конечно, не допустил, но сказал, чтобы я пошла в лавку и взяла книжку отца Иоанна (Крестьянкина) «Опыт построения исповеди» и внимательно ее прочитала. Ведь я исповедала тогда все, что наболело за всю жизнь. А дальше пошло-поехало. Таким образом я и воцерковилась.

UtN0dh4Ybw8
Фото Павла Смертина: Ольга, сиделка Детской выездной паллиативной службы

Как вы решили поменять профессию и оставить карьеру актрисы?

– Я ушла из актерской профессии, потому что сильно заболел старший сын. У него инвалидность второй группы. Если бы не его болезнь, я бы из этого «барабана» не выскочила никогда: очень затягивает. Сначала у него отняли почку в годик, потом в три с половиной года случился инсульт.

И в первый раз моя мама была готова сидеть с внуком, пока я гастролировала, а после его инсульта и свекровь, и моя мама сказали, что не будут оставаться с таким ребенком, так как неизвестно, что с ним может произойти в мое отсутствие. У него была потеря речи, зрения, слуха. Потом все это потихонечку восстановилось, а я вскоре решила родить второго ребенка. Когда дети подросли, я решила заняться чем-то для души.

У нас в храме тогда висело объявление о наборе на патронажные курсы в Свято-Димитриевском училище. Мне дали контакт старшей сестры богадельни, я туда позвонила, она мне сказала приходить. И сразу пригласила к ним, в богадельню. Так работать я начала чуть раньше, чем пошла на курсы. Конечно, в начале меня обучили несколько дней, затем я приступила к работе. Потом уже и курсы окончила.

Там было сложно работать, но я была моложе, инициативная. Сразу познакомилась со всеми бабушками, во всех влюбилась – и в бабушек, и в дедушек, и в сестер. У меня началась новая жизнь.

Следующим летом я поехала в Иерусалим, в тот период я летала, как на крыльях. Мне довольно надолго, года на полтора или больше, было дано то, что дается новоначальным. Пока я была диспетчером – это был один период, а теперь все вылилось еще и в деятельность.

Я счастливо работала в богадельне шесть с половиной лет. Потом мое здоровье дало о себе знать. Хотя были подъемники, но нагрузка на спину была все равно большая.

В тот момент у нас была сестра Анечка, которая училась на врача и недолго работала в Детской выездной паллиативной службе, но ей не подошел график. И она мне говорит: «А что ты думаешь, куда идти? Иди к детям в Марфо-Мариинскую обитель».

Аня мне рассказала о работе, и выяснилось, что направление по сути тоже самое, а мне его как раз бросать не хотелось. В богадельню я выходила, как воин в бой: с поясом, нарукавниками, наколенниками, которые суставы держат, словом, в доспехах. Поговорив с Аней, я поняла, что в Детской паллиативной службе полегче, и я потяну.

Прошла собеседование. После был разговор с настоятельницей Обители. Матушка сказала, что необходимо стать другом семьи. И я старалась для каждой семьи им стать. Сейчас я пятый год здесь работаю.

Получилось быть другом для детей, их семей?

– Думаю, что да. Почти со всеми, кто готов был идти на контакт, сложились теплые отношения. Просто есть закрытые семьи, они не хотят особо общаться. А большинство мам нуждаются в моем общении, в моем свободном времени. Иногда в субботу надо прийти или в воскресенье. Когда пару лет назад встал вопрос о том, чтобы некоторые мои семьи передать другой сиделке, я была очень расстроена.

649A5298-2
Фото Павла Смертина: Ольга, сиделка Детской выездной паллиативной службы с Александрой

«А потом обнял меня и поцеловал»

Расскажите про ваш рабочий день, ежедневные задачи.

  – Моя задача в том, чтобы мама понимала, что на меня можно положиться. Стараюсь в каждой семье делать то, что делает мама. Мне нужно снять копию с мамы и таким образом разгрузить ее в ее отсутствии. Я, когда пришла из богадельни, умела правильно позиционировать, и пару раз дала советы мамам. Они меня очень внимательно выслушали, но потом я увидела, что они делают так же, как делали раньше. Поэтому я должна делать так, как говорит мама. Я прихожу на 5 часов. Как правило, на это время родители могут уйти по своим делам.

Каждому ребенку нужно разное. Кому-то нравится, когда поёшь: сначала детские песни, а когда они заканчиваются, начинаю петь взрослые. Многие дети любят русские народные песни. Некоторые дети с радостью слушают молитвы и успокаиваются. Кто-то любит, когда их на ручках держат. Сначала я чувствую, что ребенок меня не принимает, а потом начинает со 2-го или 3-го посещения постепенно привыкать. Конечно, мои руки не могут превратиться в руки матери. Но постепенно он уже чувствует, что «пришли» те руки, которые он знает. И он чувствует себя в безопасности.

У меня была шоковая ситуация, когда я работала с одним мальчиком, который совсем на меня не смотрел. Меня предупредили, что Тима находится в своем мире. Я его кормила, меняла одежду, мыла, читала, пела. И где-то месяца через два он посмотрел на меня, а потом обнял и поцеловал. Меня это потрясло. Больше 3-х лет я с этим мальчиком проработала.

Дети, с которыми я работаю, все понимают. Но реагируют по-разному: на чтение – одним способом, на пение – другим. Одному ребенку, например, не нравятся детские песни, а когда я начинаю напевать «Черный ворон», он как-то «плывет», ему нравится.

У здоровых детей мы можем узнать их предпочтения. А здесь все ограничено. Это как шкатулочка, которая остается закрытой, но иногда приоткрывается.

Конечно, с детьми, которые больше понимают, общаться веселее. Вот, Машенька у меня есть. Замечательная девочка. Я удивляюсь, насколько она добрый человек, потому что есть дети, которые могут надуться, обидеться, а она всегда готова к общению. Вроде и мама ей дает много тепла, но все равно в каждом она потенциально ищет какое-то добро, ждет, что с ней в мячик поиграют, посмеются. Она прекрасно юмор воспринимает, хохочет бесконечно. Ей бывает смешно даже от сочетания букв: смеется, если произнести слово «шляпа». Я иногда прихожу не в очень хорошем самочувствии, начинаю с детьми общаться – и прямо «восстаю из пепла». Мне это напоминает выход на сцену. Когда стоишь за кулисами совсем никакая, а тебе нужно выйти и играть. 

DloG1ZiXX04
Фото Павла Смертина: Ольга, сиделка Детской выездной паллиативной службы

Работа, путь к Богу – единое пространство, где нужно себя преодолевать

За что вы любите эту свою работу?

– Я люблю своих подопечных – мам и их детей. Я вообще люблю помогать. Может быть, в этом есть и гордыня. Потому что я с ужасом думаю, как пойду на пенсию и не смогу никому помогать. Имеется в виду, что сокращаются возможности: игрушку не купить, деньги не послать. Я привыкла, что я пришла, и случился праздник. Как в богадельне говорили: «Пришла Оля, принесла праздник». Одной бабушке – конфеты, другой – соленый огурец, то есть, когда есть финансовая возможность, маленькие радости можно доставлять. Купил — принес. Это проще. А когда нужно отдать что-то от себя – это уже посложнее. Но придется учиться и этому.

Конечно, иногда устаешь, дети разные бывают, и я ко всем отношусь по-разному. Но я здесь для того, чтобы помочь, и чтобы ребенок не заметил отсутствия мамы.

Иногда мамам хочется просто поговорить, и это может занять не один час. Бывает, я сама с мамами советуюсь по каким-то вопросам, например, ремонта или дизайна. Они же сидят дома и становятся экспертами по многим темам. У них такой крест. Я считаю, что они просто святые, потому что объективно тяжело нести этот крест из года в год. Я иногда мамам даже больше сочувствую, чем детям.   

Есть мамы, которые приняли эту ситуацию и научились в ней жить так же, как мамы обычных детей?

– У меня есть одна абсолютно счастливая семья. Ребенок у них появился после посещения Псково-Печерской лавры, где они долго молились. Его назвали в честь святого Симеона. Совершенно замечательный мальчик, сообразительный. Кстати, это загадка для врачей. У него отсутствует мозжечок, а он очень сообразительный. Телефон свой я сразу прячу: когда он его видит, начинает сразу кому-то звонить. Я все время что-то придумываю для него, недавно научила его кегли сбивать. Я его положила животом на диван, чтобы руки у него были свободные, дала ему шарики, поставила кегли, сказала, куда целиться, чтобы их сбить. Он сначала не понимал, а потом понял и так хохотал! Эта семья все время благодарит Бога за сына и свою жизнь.

Вы учитесь чему-то у этих семей, родителей?

– Я учусь, наверное, терпению. Хотя у меня не очень хорошо получается. В основном, я восхищаюсь. Иногда это помогает мне пережить какие-то свои ситуации. У них – не проходящая беда, которая стала жизнью. Я сама немного понимаю, о чем это, потому что у меня был ребенок в тяжелом состоянии неоднократно. Мне раза 3 говорили, что он не выживет скорее всего. Но это были временные ситуации. Он, конечно, с инвалидностью, но он может ходить, разговаривать, обслуживать себя. А у них это навсегда. Я не думаю, что до конца это понимаю. С некоторыми родителями и детьми у меня возникает такая связь, что я думаю, она останется, возможно, на всю жизнь, вне зависимости от того, где мы будем находиться.

Один ребенок звонит мне регулярно. Хотя год назад он перестал быть подопечным нашей службы. Я редко теперь к нему приезжаю, но разговариваю с ним раз в неделю точно. Он звонит мне сам, у него один палец работает, и он нажимает на телефон и начинает рассказывать про игрушки, мультики, спрашивает, что я смотрела. Я ему рассказываю про своих кошек, сыновей, иногда про новых детей вскользь спрашивает:

– А с кем ты сейчас сидишь?

– С Ленькой.

Он кричит в трубку: «Ленька, привет!» А Ленька, который говорить практически не умеет, улыбается. Машенька у нас в истерике от детей с инвалидностью, будучи сама ребенком с инвалидностью. Но когда я включаю громкую связь, и Диня кричит ей: «Машенька, ты завтракаешь?», она улыбается.

Как Вы преодолеваете сложности в работе, знакомы ли Вы с выгоранием?

– Иногда бывает остывание. Но, мне кажется, что это по моей вине. Здесь уместна ассоциация с молитвой. Если ты бубнишь молитву и не думаешь, что это нехорошо, то так и будешь ее все время бубнить. А если ты будешь думать, что это не молитва ни разу, и что ты сама не можешь это изменить, то Господь поможет. Надо все-таки просить, а не думать, что я последнюю молитву дочитал, как смог, и я молодец.

Нельзя себя «отрывать» от ребенка и думать, что он ничего не понимает. Нужно войти в его мир или хотя бы попытаться это сделать.

Конечно, иногда возникают мысли, что от меня мало пользы. Но их надо отгонять. Иногда не получается, тогда начинаешь уже злиться на себя, думаешь: «Да что же это такое!?» После этого уже легче взять себя в руки. Все требует труда, то есть, нельзя один раз «законсервироваться», это ежедневный труд, все время приходится возвращаться к своей цели. И когда ты себя возвращаешь к ней, становится легче.

Других трудностей, наверное, и нет. Все трудности на маме, потому что я-то как раз имею возможность отдохнуть и переключиться, а она не имеет. Еще с возрастом я чувствую, что многое становится неинтересно и неважно. Это хорошо, наверное. Раньше меня интересовали, например, вещи, сейчас с трудом замечаю, что надеваю. Главное — на погоду посмотреть, чтобы не замерзнуть.

А что важнее всего в жизни для Вас?

– К Богу надо идти, я не знаю, правда, как к Нему идти, но пути при этом известны. Трудностей много. И вот мы на этом пути топчемся. Для меня все это едино: моя работа, дети с мамами, молитва, мое посещение храма. Это одно пространство, где все время надо бороться. И делать все, что можешь. Еще надо иногда отсекать то, что ты делать не можешь. Понять, что уже не потянешь это дело. Ловлю себя на мысли, что святые, наверное, так не поступали. Вот Иоанн Шанхайский, думаю, не говорил «нет».

А потом я себе говорю: «В Евангелии написано, прежде чем башню строить, нужно все просчитать». Потому что когда я перебираю с нагрузкой, то на следующий день лежу без сил. Я должна быть в тонусе, а для этого надо беречься каким-то образом. В молодости эта мысль не приходила, и даже когда я начала работать в богадельне. Сейчас она приходит все чаще и чаще. У меня, например, есть дети, которые хотели бы со мной больше общаться, но приходится выбирать, потому что я не могу общаться со всеми. Я и так редко общаюсь с теми, кто жаждет со мною общения. Например, с Лидочкой. Я с ней сидела недолго, но мы успели сдружиться. У меня есть какая-то постоянная мысль, когда я выйду на пенсию, может, буду к ней ходить. Но сейчас я понимаю, что нет, она далеко живет. Я понимаю, что этот ребенок, говорящий и думающий, требует много моих физических и душевных сил, а у меня их, скорее всего, не будет, и я ей отвечаю, что занята очень, но мне горько так говорить.

649A5316 (1)
Фото благотворительных мероприятий из личного архива Детской выездной паллиативной службы

 

Здесь очень нужна ваша помощь! Поддержите работу Детской выездной паллиативной службы.

 

Рекомендованные статьи